Неточные совпадения
Все, что он слышал, было совершенно незначительно в сравнении с тем, что он
видел.
Цену слов он знал и не мог ценить ее слова выше других, но в памяти его глубоко отчеканилось ее жутковатое лицо и горячий, страстный блеск золотистых глаз.
— Пять тысяч рублей ассигнациями мой дед заплатил в приданое моей родительнице. Это хранилось до сих пор в моей вотчине, в спальне покойницы. Я в прошедшем месяце под секретом велел доставить сюда; на руках несли полтораста верст; шесть человек попеременно, чтоб не разбилось. Я только новую кисею велел сделать, а кружева — тоже старинные: изволите
видеть — пожелтели. Это очень ценится дамами, тогда как… — добавил он с усмешкой, — в наших глазах не имеет никакой
цены.
Нет, я
вижу, уголка в мире, где бы не запрашивали неслыханную
цену. Китаец запросил за каменные изделия двадцать два доллара, а уступил за восемь. Этой слабости подвержены и просвещенные, и полупросвещенные народы, и, наконец, дикари. Кто у кого занял: мы ли у Востока, он ли у нас?
Однажды является к нему молодой офицер покупать лошадь; конь сильно ему приглянулся; кучер,
видя это, набавил
цену; они поторговались, офицер согласился и взошел к Киреевскому.
Так, господин, вывозящий мусор из города, мог бы, несмотря на совершенную бесценность этого предмета, заломить за него непомерные деньги, если бы
увидел, что все окрестные жители по непонятной иллюзии придают ему какую-то особенную
цену…
— А ежели она у меня с ума нейдет?.. Как живая стоит… Не могу я позабыть ее, а жену не люблю. Мамынька женила меня, не своей волей… Чужая мне жена.
Видеть ее не могу… День и ночь думаю о Фене. Какой я теперь человек стал: в яму бросить — вся мне
цена. Как я узнал, что она ушла к Карачунскому, — у меня свет из глаз вон. Ничего не понимаю… Запряг долгушку, бросился сюда, еду мимо господского дома, а она в окно смотрит. Что тут со мной было — и не помню, а вот, спасибо, Тарас меня из кабака вытащил.
Аграфена
видела, что матушка Енафа гневается, и всю дорогу молчала. Один смиренный Кирилл чувствовал себя прекрасно и только посмеивался себе в бороду: все эти бабы одинаковы, что мирские, что скитские, и всем им одна
цена, и слабость у них одна женская. Вот Аглаида и глядеть на него не хочет, а что он ей сделал? Как родила в скитах, он же увозил ребенка в Мурмос и отдавал на воспитанье! Хорошо еще, что ребенок-то догадался во-время умереть, и теперь Аглаида чистотою своей перед ним же похваляется.
Однако, как он сразу в своем деле уверился, так тут ему что хочешь говори: он всё мимо ушей пропущает!"Айда домой, Федор! — говорит, — лес первый сорт! нечего и смотреть больше! теперь только маклери, как бы подешевле нам этот лес купить!"И купит, и
цену хорошую даст, потому что он настоящий лес
видел!
— Нет, благодарение богу, окромя нас, еще никого не видать. А так, промежду мужичков каприз сделался.
Цену, кажется, давали им настоящую, шесть гривен за пуд — ан нет:"нынче,
видишь ты, и во сне таких
цен не слыхано"!
— Вот именно! В этом их несчастие. Если,
видите вы, в пищу ребенка прибавлять понемногу меди, это задерживает рост его костей, и он будет карликом, а если отравлять человека золотом — душа у него становится маленькая, мертвенькая и серая, совсем как резиновый мяч
ценою в пятачок…
Разговаривая с ней за ужином, я
вижу, как этот взор беспрестанно косит во все стороны, и в то время, когда, среди самой любезной фразы, голос ее внезапно обрывается и принимает тоны надорванной струны, я заранее уж знаю, что кто-нибудь из приглашенных взял два куска жаркого вместо одного, или что лакеи на один из столов, где должно стоять кагорское,
ценою не свыше сорока копеек, поставил шато-лафит в рубль серебром.
А хан Джангар
видит, что на всех от нее зорость пришла и господа на нее как оглашенные
цену наполняют, кивнул чумазому татарчонку, а тот как прыг на нее, на лебедушку, да и ну ее гонить, — сидит, знаете, по-своему, по-татарски, коленками ее ежит, а она под ним окрыляется и точно птица летит и не всколыхнет, а как он ей к холочке принагнется да на нее гикнет, так она так вместе с песком в один вихорь и воскурится.
«Ах ты, — думаю, — милушка; ах ты, милушка!» Кажется, спроси бы у меня за нее татарин не то что мою душу, а отца и мать родную, и тех бы не пожалел, — но где было о том думать, чтобы этакого летуна достать, когда за нее между господами и ремонтерами невесть какая
цена слагалась, но и это еще было все ничего, как вдруг тут еще торг не был кончен, и никому она не досталась, как
видим, из-за Суры от Селиксы гонит на вороном коне борзый всадник, а сам широкою шляпой машет и подлетел, соскочил, коня бросил и прямо к той к белой кобылице и стал опять у нее в головах, как и первый статуй, и говорит...
— Давеча наш лавочник
видел, как несли их вверх; он спрашивал, не уступим ли ему мед: «Я, говорит, хорошую
цену дам», и малину берет…
— Если б ты рассматривал дело похладнокровнее, так
увидел бы, что ты не хуже других и не лучше, чего я и хотел от тебя: тогда не возненавидел бы ни других, ни себя, а только равнодушнее сносил бы людские глупости и был бы повнимательнее к своим. Я вот знаю
цену себе,
вижу, что нехорош, а признаюсь, очень люблю себя.
— Ну, пожалуйста, не надо этого делать, — взмолился Берко, к имени которого теперь все приходилось прибавлять слово «мистер». — Мы уже скоро дойдем, уже совсем близко. А это они потому, что… как бы вам сказать… Им неприятно
видеть таких очень лохматых, таких шорстких, таких небритых людей, как ваши милости. У меня есть тут поблизости цирюльник… Ну, он вас приведет в порядок за самую дешевую
цену. Самый дешевый цирюльник в Нью-Йорке.
— Я
вижу, что это для вас ново. «Спрос» — это вообще… требование товара; «предложение» — это… это предложение товара же. Понимаете? Теперь, значит, если спрос велик, а предложение слабо, то
цена на товар возвышается, и бедные от этого страдают…
— Зачем же терять такие минуты, когда человек знает им
цену? На вас лежит двойная ответственность, — заметила Круциферская, улыбаясь, — вы так ясно
видите и понимаете.
Хорошо, я не могу больше
видеть бывших кур. Вон отсюда, какою угодно
ценой.
Ты что никогда не придёшь? — спросил Илья, улыбаясь. Ему тоже было приятно
видеть старого товарища таким весёлым и чумазым. Он поглядел на Пашкины опорки, потом на свои новые сапоги,
ценою в девять рублей, и самодовольно улыбнулся.
— Мало дали за них, мало! Я ведь знаю порядки, меня не обманешь, нет! Красавин одного революционера поймал, — сто рублей получил здесь, да из Петербурга прислали сто! Соловьеву — за нелегальную барыню — семьдесят пять.
Видишь? А Маклаков? Положим, он ловит адвокатов, профессоров, писателей, им
цена особая.
— И я бы, вот
видите, — продолжала она, — желала акций ваших приобресть по номинальной
цене — тысяч на восемьдесят.
Я был доволен его сообщением, начиная уставать от подслушивания, и кивнул так усердно, что подбородком стукнулся в грудь. Тем временем Ганувер остановился у двери, сказав: «Поп!» Юноша поспешил с ключом открыть помещение. Здесь я
увидел странную, как сон, вещь. Она произвела на меня, но, кажется, и на всех, неизгладимое впечатление: мы были перед человеком-автоматом, игрушкой в триста тысяч
ценой, умеющей говорить.
—
Видеть и слышать, как лгут, — проговорил Иван Иваныч, поворачиваясь на другой бок, — и тебя же называют дураком за то, что ты терпишь эту ложь; сносить обиды, унижения, не сметь открыто заявить, что ты на стороне честных, свободных людей, и самому лгать, улыбаться, и все это из-за куска хлеба, из-за теплого угла, из-за какого-нибудь чинишка, которому грош
цена, — нет, больше жить так невозможно!
Он находился в Петербурге, он
видел вновь великого человека, близ которого, еще не зная ему
цены, провел он свое младенчество.
Митя ловко умел успокаивать рабочих; он посоветовал Мирону закупить в деревнях муки, круп, гороха, картофеля и продавать рабочим по своей
цене, начисляя только провоз и утечку. Рабочим это понравилось, а Якову стало ясно, что фабрика верит весёлому человеку больше, чем Мирону, и Яков
видел, что Мирон всё чаще ссорится с Татьяниным мужем.
— Ты, Пётр Ильич, нам
цену знаешь, а мы — тебе. Мы понимаем: медведь любит мёд, а кузнец железо куёт; господа для нас медведи были, а ты — кузнец. Мы
видим: дело у тебя большое, трудное.
Вот прозрачный камень цвета медной яри. В стране эфиопов, где он добывается, его называют Мгнадис-Фза. Мне подарил его отец моей жены, царицы Астис, египетский фараон Суссаким, которому этот камень достался от пленного царя. Ты
видишь — он некрасив, но
цена его неисчислима, потому что только четыре человека на земле владеют камнем Мгнадис-Фза. Он обладает необыкновенным качеством притягивать к себе серебро, точно жадный и сребролюбивый человек. Я тебе его дарю, моя возлюбленная, потому что ты бескорыстна.
Любитель всевозможных редкостей, Семен Николаевич подарил своему зятю замечательные по
цене и работе карманные часы, которые все желали
видеть и просили нового владельца показать их.
На море в нем всегда поднималось широкое, теплое чувство, — охватывая всю его душу, оно немного очищало ее от житейской скверны. Он ценил это и любил
видеть себя лучшим тут, среди воды и воздуха, где думы о жизни и сама жизнь всегда теряют — первые — остроту, вторая —
цену. По ночам над морем плавно носится мягкий шум его сонного дыхания, этот необъятный звук вливает в душу человека спокойствие и, ласково укрощая ее злые порывы, родит в ней могучие мечты…
Ничего тоже не могли найти от огромных его богатств; но,
увидевши изрезанные куски тех высоких произведений искусства, которых
цена превышала миллионы, поняли ужасное их употребление.
А все-таки как-то весело:
видеть перед собою бумажку, которая содержит в себе
цену многих людей, и думать: своими трудами ты достигнул способа менять людей на бумажки.
— Да-с, конечно, дело не в этом. А что просто было — это верно. Просто, просто, а только что просвещения было в нашем кругу мало, а дикости много… Из-за этого я и крест теперь несу.
Видите ли, была у этою папашина товарища дочка, на два года меня моложе, по восемнадцатому году, красавица! И умна… Отец в ней души не чаял, и даже ходил к ней студент — обучением занимался. Сама напросилась, — ну, а отец любимому детищу не перечил. Подвернулся студент, человек умный, ученый и
цену взял недорогую, — учи!
— А то рубликов пятнадцать дадите, я на конной куплю, — сказал Никита, знавший, что красная
цена бескостречному, которого хочет ему сбыть Василий Андреич, рублей семь, а что Василий Андреич, отдав ему эту лошадь, будет считать ее рублей в двадцать пять, и тогда за полгода не
увидишь от него денег.
Боровцов. Все носить стали, — вот они и в
цене. У меня старухи шьют, а я продаю; вот тоже рубашки, ситцевые, холстинковые. Да шьют-то больно плохо, не
видят старухи-то, и бродят, точно куры слепые; а сходят с рук, ничего. Вот и ты бы шила, а мы бы продавать стали.
Ему
цена копейки известна, он
видел, сколько в неё вложено.
Она и сама знала, что
цена им гривенник, но я по лицу
видел, что они для нее драгоценность, — и действительно, это всё, что оставалось у ней от папаши и мамаши, после узнал.
Ты
видишь, я у ног твоих, Евгений,
Скажи, скажи, какой
ценойКупить мне жизнь…
ценой мучений?
Смирнов (осматривая пистолеты).
Видите ли, существует несколько сортов пистолетов… Есть специально дуэльные пистолеты Мортимера, капсюльные. А это у вас револьверы системы Смит и Вессон, тройного действия с экстрактором, центрального боя… Прекрасные пистолеты!..
Цена таким минимум 90 рублей за пару… Держать револьвер нужно так… (B сторону.) Глаза, глаза! Зажигательная женщина!
Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачествы сквозь пальцы
видишь,
Лишь зла не терпишь одного;
Проступки снисхожденьем правишь,
Как волк овец, людей не давишь,
Ты знаешь прямо
цену их.
Царей они подвластны воле, —
Но богу правосудну боле,
Живущему в законах их.
1) Крестьяне села П — ва, с деревнями Кр — ною и Пог — вою, в Волховском уезде (полных названий деревень не рассудил сообщить г. К., приславший известие об этом в № 71 «Московских ведомостей»),
видя чрезмерное возвышение
цен на вино и дурное качество последнего, положили на мирской сходке — воздерживаться от употребления хлебного вина.
4) В тот же самый день, 5 апреля, отказались от водки крестьяне сельца Аленое, Волховского уезда, «
видя чрезвычайное возвышение
цен на вино содержателем болховского питейного откупа и дурное его качество, вредное для здоровья» («Московские ведомости», № 90).
Иосаф царевич,
Сын царя индейского,
Просит купца-старца:
«Покажи мне каменек,
Покажи мне дорогой,
Я
увижу и спознаю
Ему
цену».
Призадумался маленько Марко Данилыч.
Видит, точно,
цена напечатана, а супротив печатного что говорить? Немалое время молча продумавши, молвил он Чубалову...
Ничего нé
видя и сам еще
цены не зная, десять копеек успел-таки выторговать…
—
Видите ли, любезнейший Герасим Силыч, — сказал Патап Максимыч. — Давеча мы с Авдотьей Марковной положили: лесную пристань и прядильни продать и дом, опричь движимого имущества, тоже с рук сбыть. Авдотье Марковне, после такого горя, нежелательно жить в вашем городу, хочется ей, что ни осталось после родителя, в деньги обратить и жить на проценты. Где приведется ей жить, покуда еще сами мы не знаем. А как вам доведется все продавать, так за комиссию десять процентов с продажной
цены получите.
— Да полно вам тут! — во всю мочь запищал Седов. — Чем бы дело судить, они на брань лезут. У Бога впереди дней много, успеете набраниться, а теперь надо решать, как помогать делу. У доронинских зятьев
видели каков караван! Страсть!.. Как им
цен не сбить? Как раз собьют, тогда мы и сиди у праздника.
— Его-то и надо объехать, — сказал Смолокуров. —
Видишь ли, дело какое. Теперь у него под Царицыном три баржи тюленьего жиру. Знаешь сам, каковы
цены на этот товар. А недели через две, не то и скорее, они в гору пойдут. Вот и вздумалось мне по теперешней низкой
цене у Меркулова все три баржи купить. Понимаешь?
Видят —
цены в гору должны пойти…
— Да так-то оно так, — промолвил Смолокуров. — Однако уж пора бы и зачинать помаленьку, а у нас и разговоров про
цены еще не было. Сами
видели вчерась, какой толк вышел… Особливо этот бык круторогий Онисим Самойлыч… Чем бы в согласье вступать, он уж со своими подвохами. Да уж и одурачили же вы его!.. Долго не забудет. А ни́што!.. Не чванься, через меру не важничай!.. На что это похоже?.. Приступу к человеку не стало, ровно воевода какой — курице не тетка, свинье не сестра!